раз половинкаТри года как опять одна. Брошена.
Ты был и ты исчез.
И что-то забрал с собой. Часть души? Или просто это разбились цветные витражи моего детства?
Мир вновь сер и убог.
Работа опостылела. Этот путь все время стремится окончиться тупиком. Мой тупик — пуля в висок.
Вот такие невеселые мысли...
Дождь... Вновь дождь и осень.
Темно, холодно и одиноко. К этому одиночеству нельзя привыкнуть.
День не отличить от ночи. Свинцовые тучи над городом. Дождь смывает краски.
Я слишком долго просидела на этой крыше. Я слишком долго смотрела на дождь. Мне уже кажется, что за стеной дождя мир перестал существовать. Вода смыла его, превратив в грязно-серое месиво.
Стена дождя скоро доберется и до меня...
Что за чушь?! Я и так под дождем!
— Мне просто нужно пройтись...
Провожу рукой по лицу, чувствуя что-то теплое. Кровь. Ох, терпеть этого не могу.
— Совсем расклеилась, подруга. Плачешь под дождем.
Я долго бродила по грязным улицам, пока не забрела в тупик, заваленный мусором.
Тупик. Мой тупик.
Где среди раскисших обрывков бумаги и прочего мусора валяются розы.
Потрепанные, растерявшие лепестки черные розы...
Трясу головой. Не помогает. Залепила себе пощечину.
Бордовые... Розы бордовые... Это мне они видятся черными...
Я смеюсь. Я уже давно не смеялась.
Мой тупик — это печаль черной розы.
— Дочь Данте так легко не сдается, — шепчу я.
Утром я уехала к отцу.
1.
Вспышкой сознания...
Кто он? Что он? Где все его силы? Почему он чувствует лишь их жалкие отголоски? Почему все, чем он мог когда-то распоряжаться, теперь отделено от его души и разума толстым стеклом?
Нет ощущения тела. Но есть боль. Больно, значит, жив. Больно... и душная темнота вокруг. Темнота полна жизни и движения, но лишена каких либо звуков. Темнота давит...
Человек.
Человек среди этой темноты. Жемчужные волосы, синий плащ, катана. Сила! Боль вспыхивает в сознании гудящим пламенем. Это его сила! Как посмел этот человек!?.. Как он посмел использовать его силу? Как она к нему попала?
Отец! В двух шагах от их с Тони дома — в гребанном центре города! — Вергилий наткнулся на давно и бесследно пропавшего отца. И сразу поверил своим глазам и чувствам, не успев даже банально удивиться. Хотел шагнуть вперед, но что-то во всем облике Спарды заставило его сына попятиться и схватиться за оружие. Таким отца полудемон не помнил и даже не представлял. Спарда был в своем человеческом облике, но в его глазах горел темный огонь, который Вергилий так хорошо знал по прошлой своей жизни. Жажда человеческих смертей.
Человек смеет тянуть руки к оружию?! Теперь демон не сомневается: люди лишили его всего. Где-то глубоко внутри разматывается клубок горечи и отчаянья. Чего же еще он лишился? Как он посмел забыть о своей утрате? Как он смог забыть?..
Но что забыть? Память упорно не отзывалась. Собственное «я» игнорировало демона.
Вергилию на мгновение показалось, что вот сейчас отец его вспомнит, но ничего подобного не произошло. Неужели Спарда не почувствовал свою кровь?! Это просто не укладывалось в голове. Ненависть в темных глазах сменилась яростью, и демон рванулся вперед. Вергилий едва успевал уворачиваться и блокировать выпады. Оружия у демона, бывшего когда-то его отцом, не было, но катана высекала искры, едва соприкоснувшись с его руками. Вергилий с удивлением обнаружил, что начал уставать. Надо было что-то придумать, пока Спарда просто не вырвал у него сердце. Нужно что-то сделать, чтобы отец пришел в себя.
Он помнит, что люди — его должники, но не помнит почему. От этого зависело что-то очень важное.
Бессилие, неспособность что-либо сделать, предательство собственного разума.
Он помнит, что однажды в прошлом, которое он забыл по чьей-то злой прихоти, уже было глухое отчаянье, боль...
Люди все забыли. Что забыли? Неважно. Он знает, что люди ничего не помнят долго. Им можно было бы простить этот недостаток, если бы они не присвоили его силы. Как им это удалось? Неважно. Вот доказательство! Этот человек вмещает в себе ЕГО силы!
В прошлом он совершил ошибку. Он не помнит, что сделал не так. Но чувствует, что ошибка стоила ему очень дорого.
Этот мир заслуживает только уничтожения.
. . .Что? Этот человек все еще сопротивляется?
Вергилия накрыло темной волной, швырнуло на асфальт и протащило несколько метров. Левый бок ожгло болью, какие-то камешки и мусор глубоко впились в щеку. Полудемон ожидал следующего удара, но вместо него пришла новая боль. Пришла из глубины души, и это была чужая боль.
А через несколько мгновений Спарда просто исчез.
Вергилий впервые в жизни ничего не понимал, а все попытки что-либо объяснить себе в данный момент ни к чему не привели. Вергилий оставил их и подумать решил на родной тихой мансарде. Сейчас надо было привести себя в порядок и идти домой. Додумался устроить драку прямо в сквере в центре города. То, что драку устроил не сам Вергилий, новообретенную совесть не волновало.
Вергилий, глянув себе под ноги на кровь и обрывки ткани, решил не смотреть дома в зеркало. Плащ был изодран в лоскуты, лицо уже опухало. А раньше бы и следа не осталось...
И как он теперь покажется на глаза Тони?
Вергилий тихо прокрался домой, стараясь не разбудить спящую девушку. Не хотелось лишний раз ее волновать, успел все-таки привязаться.
Умывшись и выкинув подальше испорченный плащ, полудемон заполз под одеяло. Рядом посапывала племянница, а к нему самому сон не шел. Не хотелось думать сейчас об отце, но от собственных мыслей не скрыться.
Полудемон вновь начал прокручивать все возможные варианты произошедшего с отцом. Радовало, конечно, что Спарда не по своей воле столько лет где-то пропадал, но радовало с оттенком страха. Кто же в таком случае мог так изменить Великого Спарду?
Стоило об этом подумать, как случилось то, чего Вергилий старательно избегал: вспомнилось его пребывание в Аду. В нынешнем Спарде угадывалось что-то от Нело Анджело.
И потянулась ниточка образов... Вот башня, дождь, брат... Смотреть на Данте, лежащего в кровавой луже, страшно. Брат его отражение, и он, Вергилий, видит собственную смерть. Уже совсем скоро он сам будет лежать в розовой от крови воде. Он там умрет. Умрет прежний Вергилий.
Полудемон понял, что даже если сейчас уснет, спокойная ночь ему не светит. Или не темнит?.. Мужчина тихо выругался: лезет в голову какая-то ерунда. Он натянул брюки и вылез через окно на крышу. Тони, похоже, считает своего дядю идеалом, и незачем ей знать, что он курит. Еще сама начнет.
Пошарив по карманам, обозначенный идеал понял, что забыл в комнате зажигалку. Возвращаться — лишний раз шуметь. Вергилий уже попытался смириться с неизбежностью плохого дня (или ночи?) и полюбоваться по старой памяти на луну, как рядом с его лицом щелкнула зажигалка и вспыхнул огонек.
Около него сидела племянница. Как она подобралась, Вергилий не заметил. Впервые мелькнула мысль: «Старею». Потом порадовался, что Тони в темноте не видит его синяков.
— А ты думал, я запах не почувствую? — ехидно спросила девушка. — Ладно, если ты так нервы успокаиваешь, то кури себе на здоровье.
— Сама поняла, что сказала? — спросил полудемон, прикуривая.
Тони только пожала плечами. Ей-то что? Сам же говорил: «Дочери Данте простительно».
С того вечера и ночи все изменилось. Каждый день начинался и заканчивался видениями на тему "Что было бы, если..." Но добила Вергилия мысль о том, что воину не следует иметь любимое оружие: привязанность к одному ошибочна и может стоить жизни. Откуда у него взялась такая мысль? Да, ему стоила жизни и свободы привязанность к Ямато...
Ямато...
Вергилий как наяву ощутил свою катану. Только этого еще не хватало!
Откуда мысли о том, что если бы он держал в руках Ямато, то успел бы?.. Успел бы что? Блокировать удар брата? И не было бы всего этого? Не было бы Нело Аджело, не было бы... Тони? Ладно, он уже признал, что привязался к ней.
Вергилий даже потряс головой. Видения с каждым днем становились все реальней, и началось все со встречи с отцом...
Однажды Вергилий просто решил не возвращаться на их чердак. Однажды он просто решил вновь быть один.
2.
Все началось, когда все закончилось. Да, именно так. Когда рухнул привычный мир. Когда закончилось самое светлое время его жизни. Конечно, понял он это уже потом. Сейчас же город лежал в руинах, а его жители уже никому не верили. Здесь его больше ничего не держало, и можно было подумать над предложением Данте переехать. Сны ведь постепенно пройдут? Сны, которые начались так давно… Теперь ведь весь этот кошмар закончился, закончатся и сны.
Место сильнейшего не должно пустовать. Убивший дракона должен сам стать драконом. Место сильнейшего пустует уже очень давно. Теперь он должен занять принадлежащее ему по праву место.
Неро уже в который раз проснулся среди ночи. Опять снилась эта душная темнота и голос, требующий мести и крови. В доме очень тихо, темно, рука почти не светится. Неро давно уехал из Фортуны, но в голове по-прежнему роились чужие мысли. С каждым днем он все больше погружался в них, забывая, где его собственные. С каждым разом становилось все труднее вызывать Ямато. Меч перестал быть его частью. Та сущность, что была заключена в катане, сопротивлялась безумию вместо нового хозяина, но проиграла. Неро умудрился что-то там наговорить Данте по телефону только потому, что искаженный расстоянием и несовершенством телефонной связи голос полудемона показался парню тем самым голосом из снов. Впрочем, теперь Неро слышал его и наяву.
Засыпать не было ни малейшего желания. Пока он в своем собственном сознании, можно осмотреться и понять, куда его опять занесло. Возможно следующего просветления и не наступит. Одно время с ним была какая-то девушка, но однажды Неро просто заметил, что ее больше нет. Ни внешности, ни имени девушки он так и не вспомнил. Да и какая разница? Он ее забыл, значит, нечего было помнить.
Сейчас нужно пользоваться минутами ясного сознания, пытаясь понять, что же творится с ним. Попытаться понять, что же он такое. Неужели только оболочка для чужих сил? Иногда Неро вспоминал, что бродил по улицам, словно надеясь найти источник голоса. И тогда приходили видения. Видения чужой боли, чужих смертей, сражений и собственного былого величия.
Неро стоял у открытого окна, смутно ощущая, что комната изменилась, скорее всего, у него из памяти вновь выпало несколько дней, а то и недель, если не месяцев. Переносить все это становилось все труднее. Парень с трудом отличал явь от бреда. Видения и голос преследовали его уже не только во сне. Неро все отчетливей слышал этот голос воплощенного гнева, все ясней становился для него этот крик. «Они. Должны. Умереть». И было нестерпимо видеть людей. Они все были виновны.
Как в тумане Неро вспоминал, что где-то раздобыл адрес этой семьи из трех женщин. Самая старшая из них обещала помощь. Это было очень неосторожно с ее стороны, но эта женщина и ее дочь знали когда-то Данте. Неро хотел избавиться от той своей части, что кричит и требует смертей. Женщина согласилась, и Неро зачем-то добавил, что хотел бы полностью подчинить себе Ямато.
Когда рушились последние преграды, и рвалась на волю чужая сущность…
Когда мир окрасился багрово-красным…
Когда свитые в канат синие нити-проволоки рванулись к потолку, а стены забрызгала кровь…
Когда падали стены и человеческая плоть и кровь горели в синем пламени…
Неро стоял в центре всего этого кошмара и смотрел.
3.
Агентство отца я нашла быстро, но я была удивлена. Мне казалось, что здание должно стоять не в самом благополучном районе города. Но контора обнаружилась чуть ли не в центре города, правда, словно на «изнанке». Никогда бы не подумала, что в центре города могут быть такие тихие и пустые улицы.
Две ступеньки крыльца, вдох, взяться за ручку двери, выдох, потянуть на себя, вдох…
К фантастическому бардаку обиталища отца я уже была готова, но внутри царил форменный разгром: штукатурка, паркет, обрывки обоев и газет. Нет, это не демоны заглядывали, как я подумала. Это был ремонт.
— Может мне в другой раз зайти? — вслух подумала я.
— Ага, я сегодня не работаю, дамочка, — ответили мне из-под свесившейся со стены обоины.
— Я не по работе.
Отец все-таки удостоил меня вниманием: скользнул по мне ничего не выражающим взглядом.
— Развелось белобрысых, — проворчал отец себе под нос, отворачиваясь к обоям.
Я кинула плащ и оружие в более-менее чистый угол и пошла клеить обои. Если отец и удивился, то виду не подал. Ремонт вдвоем легче делать. Наглость — второе счастье!
И мы молчали. Я слишком многое унаследовала от отца, чтобы он понял и поверил, но все же ловила на себе его подозрительные взгляды. Мне и самой мало верилось, что можно вот так прийти к отцу, которого ни разу не видела и который ничего о тебе не знает. А примет ли он меня? Хватит у него сил еще раз открыть душу, позволить привязаться, просто поверить в мое существование? Или мне жить с подозрениями?
Но все же взгляд отца пару раз становился задумчивым, тогда в нем ясно проглядывало сходство с Вергилием. И я пыталась найти еще хоть что-то. От этого становилось еще больнее. В отце не было и капли дядиной аристократичности, плавности линий...
Мебель мы занесли уже под утро. Все в том же молчании. С дядей мы редко молчали, мы боялись тишины рядом друг с другом.
— Душ там, — сказал отец, подталкивая меня к какой-то двери. — Тут я сам закончу.
С молчаливого то ли согласия, то ли непротивления я поселилась в конторе и потихоньку отбирала часть отцовских заказов. Отцу было либо все равно, либо он просто не знал, как на меня реагировать и что теперь со мной делать. На ночь я устраивалась на чердаке, постепенно разбирая тамошний завал. Мой режим работы вполне устраивал отца, ведь так мы меньше виделись.
Моему оружию даже выделили место. Но не мне. Как я не старалась, я не могла отогнать подобные мысли. Для меня этот дом оставался пустым и холодным. Здесь было даже уютно, но я этого не ощущала.
По дому бродят призраки. Не буквально, нет. Но мне кажется, что дом ими забит по самую крышу. Призраки прошлого. В доме холодно и чудятся запахи плесени и сырости. Склеп, в котором заживо хоронит себя отец. Почему рядом с ним нет никого? И был ли кто-то по-настоящему рядом?
Похоже, тот внезапный ремонт был попыткой избавиться от этой затхлой могилы. Что ж... В твоей жизни появилась я, отец, впусти меня.
В этом доме нет зеркал. Отражающие поверхности здесь в опале. Есть одно зеркало в полный рост в комнате отца, но оно всегда занавешено тяжелой красной тканью. Отца можно понять. Мне тоже не хватает Вергилия, но я не желаю жить в бесконечном трауре, прерываемом полубезумными вспышками веселья! Чем это все у меня закончилось стыдно вспоминать, а ведь отец всей семьи лишился.
Отец привык, что я работаю днем и в то утро тоже посчитал, что я уже ушла. А я, закутавшись в пушистый халат, смотрела на него в щель приоткрытой двери. Усталость, бесконечная усталость. Когда с дяди слезало все наносное, я не видела ничего, кроме усталости. У обоих братьев маски, а под ними ничего своего. Кроме усталости. Пустые оболочки. Это страшно.
Но ведь мог же Вергилий заставить себя возиться со мной, учить, отчитывать, хвалить! Мог же он жить! После всего...
Я еще не успела понять, что на меня нашло, но уже выскочила из ванной и прижалась к отцовской спине, обхватывая руками за пояс. Вергилий был мне ближе, я видела его смерть и новое рождение, я знала его кровь. Теперь я должна сломать эту нелепую преграду между мной и отцом.
Просто прижиматься к нему всем телом, кожей чувствовать его недовольство и вдыхать полной грудью горький запах его крови. Ловить губами его пульс, чувствовать в нем демона и человека, чувствовать его живым. Лишь бы понял, лишь бы не оттолкнул...
Нет, сам прижимается ко мне спиной. И я готова отрезать себе язык за то, что он произносит:
— У вас и запах почти одинаковый.
Знай я, где сейчас мается очередной дурью мой дядя, я бы давно все отцу рассказала, но так... Дать надежду и тут же ее отобрать?..
Отец усаживает меня рядом с собой на диван, ерошит задумчиво мне волосы и тихо просит:
— Расскажи...
Брат для него вновь жив, вновь где-то тревожаще рядом. Теперь отец знает, откуда у меня проскальзывает эта манера говорить, двигаться, мыслить, жить. И ему спокойно, он может быть вместе со мной, может быть мне отцом.
А я наконец-то дома.
4.
Дождь, холод, темнота.
Мне тринадцать. Я умею выживать на улице.
Я опять без крыши над головой. И до сих пор не нашла новую. Бреду по улице, пытаясь найти уголок посуше. Фонари горят через один. Промокла, ремень от сумки скоро разрежет мне плечо. Бросить бы ее где-нибудь, но таскаю же за собой! А пользы мне от этой стали никакой. Ладно, кинжалом я уже научилась пользоваться, но на кой черт мне остальное?!
Наконец-то нахожу проход между домами, куда не попадает дождь.
Но уже через несколько шагов наступаю в лужу. В слишком липкую и густую лужу.
Мужчина в очень необычной одежде. Сидит, тяжело привалившись к грязной стене дома.
От него сладко пахнет кровью. И ее натекло уже много. Тогда почему он все еще в сознании?
Если человек в сознании и умирать не собирается, надо ему помочь. А если у него еще и белые волосы... Раньше я такой цвет только в зеркале видела.
Надо хотя бы перевязать его, кровь остановить…
Да, остановишь здесь кровь, когда в груди такая дыра... Как он еще умудряется дышать? И сердце каким-то чудом не задето...
— Не... боишься?
— Нет, — коротко ответила я, тут же услышав снисходительное хмыканье.
Ой, какие мы! Да ни одна девушка вида крови не боится! Это все наглые выдумки.
***
Проснулась я на каком-то чердаке, завернутая в одеяло. Так. Где мои вещи и куда я попала? Ага, а как я сюда попала?
Сухо, тихо, тепло. Полумрак.
Через маленькое оконце пробивается красноватый свет. Уже опять вечер? Пылинки танцуют в луче света. Так хорошо мне никогда не было. Неужели обо мне кто-то позаботился?
Мой новый знакомый стоял ко мне спиной, накинув на плечи полотенце, и зачесывал назад волосы. "Наверно, у него там зеркало. Интересно, а ему меня видно?"
— Очнулась?
Интересно вопрос поставлен. Если я очнулась, значит, была без сознания? С чего бы вдруг?
Я принялась усиленно прокручивать в голове недавние события, но меня отвлекли.
— И что такая маленькая девочка делает ночью на улице? Да еще и с таким почти арсеналом?
Это он про что? Это он про оружие? Конечно, вслух я выдаю совсем другое.
— Я не маленькая девочка.
Наверное, прозвучало это как-то не так, потому что мужчина обернулся на меня посмотреть. От этого движения полотенце слетело на пол, и я смогла полюбоваться рубцом жутковатого вида у него на спине.
— Быстро зажило, — заметила я. — Так и в бред моей мамочки можно поверить.
— Как тебя называть?
— А тебя?
Прикрытые глаза, тихий вздох и ответ:
— Вергилий.
— Тони, — немного рассеяно ответила я.
Пытаюсь найти, куда он дел мою сумку, оглядывая чердачок. Милое место, чисто, сухо, почти уютно. Из мебели кровать да письменный стол, остальное пространство ничем не заставлено. Самое место для ребенка. Задумавшись, я чуть не свалилась с кровати, услышав следующий вопрос.
— В честь отца называли?
— Да, а ты мне кто тогда?
— Твоего отца зовут Данте.
Что еще за Данте? Ладно, потом выясним.
— Повторяем вопрос. Ты мне какой родней приходишься?
Заметно, что Вергилий раздражен. Он чуть хмурится и поджимает губы. Сама так себя вела, когда в детстве хотела старше и серьезней казаться.
Я фыркнула. И тут же удостоилась более пристального внимания. Вергилий сел на краешек кровати. От того кровавого месива, что я видела, на груди остался довольно неприятный на вид шрам. Его что, насквозь проткнули?! И оставили такую дырищу. Это чем же?!
Вергилий сидел ко мне в пол-оборота, и мое проснувшееся любопытство велело проверить, как сейчас выглядит его спина. Хм, все так же. Медленней заживает?
А на животе еще один шрам. На вид старый.
— Я тебе дядя, — наконец-то получаю ответ.
***
Первое время дядя задавал много вопросов, но и мне позволял излишнее любопытство.
Единственное, что мне было строжайше запрещено, так это называть дядю по имени. В прозрачно-голубых глазах с легкостью читалось удовольствие, когда я произносила это «дядя».
И мне можно было приставать с вопросами.
— А как Дан... отец выглядит? — спрашиваю я, прекрасно зная, что дядя ответит.
Вергилий закрывает глаза, значит, вопрос неприятный или отвечать не хочет. А потом, тряхнув головой, начесывает волосы на глаза.
— Примерно вот так.
— Так вы близнецы! — меня даже подбрасывает от этой новости на кровати. — Чего ж ты молчал?!
Дядя откидывает волосы и наклоняет голову. Кажется, что он полностью спокоен, но вся его поза кричит о безнадёжной упрямости и своенравности. Дядя обиделся.
Удивление яркими красками написано на моем лице, но Вергилий скорее чувствует его, чем видит.
— Близнецы очень редко довольны фактом своей идентичности, Тони. Ты лучше скажи, почему одна по улицам бродила.
А что мне было рассказывать? Мать меня оставила в этом городе, когда мне одиннадцать было. Я, конечно, чуть ли не с рождения слышала, что я дочь демона, успела привыкнуть к этому бреду, поэтому и не понимала, почему меня бросили. И почему мать оставила мне оружие? Ну, умудрилась я два года прожить одна...
— Как ее звали?
— Роза, — отвечаю я. — Мой дед был помешан на этом цветке, поэтому и на оружии розы выгравированы...
***
Мы не слишком долго прожили на том чердачке. Что-то около недели.
Дядю не устраивало такое положение дел. Он придумал себе обязанность заботиться обо мне, хотя мог легко сдать меня на руки отцу. Нет, вру. Не получилось бы легко. Дядя бы долго придумывал, как подкинуть меня Данте, не встретившись с ним. Я бы упиралась. Думаю, отец тоже бы радость не излучал.
И вот Вергилий повесил себе на шею дочь своего непутевого братца-раздолбая.
Прошло дня три-четыре, и однажды утром Вергилий не обнаружился рядом. Только записка с практически приказом не вздумать смыться. Как будто бы я собиралась куда-то. Еще обнаружилась пропажа одной из сабель.
Вернулся через два дня. Сказал, что нашел место лучше этого. Тогда я еще не понимала, чем он зарабатывал. Это потом я растормошила дядю, и он все рассказал.
Хм, Вергилий снял мансарду... Это же почти настоящий дом! И сам потом его обставлял! Хотя это громко сказано. Диван, письменный стол с парой чашек на нем и кучей книг, оружейная стойка, плита, холодильник и шкафчик с посудой. Все таких спокойных и холодных оттенков. Ночью, в свете луны обстановка нашей комнаты теряла очертания, а все предметы начинали светиться. Сказка, да и только! А днем все заливало солнце, и из сказки я попадала в морозное утро. Но больше всего мне нравились сумерки в нашей комнате. В полумраке все сводилось к трем цветам: серому, черному и бордовому. Цвет запекшийся крови. Он всегда рядом со мной.
А пепельницу Вергилий прятал под диван, хотя курил либо на крыше, либо внизу. Думал, что я не знаю, но я чувствую запах его крови через всю улицу, так неужели я не пойму, что он курит?
Еще из дурных привычек у дяди наблюдалась страсть к Nightwish. Хм, соседи ее очень не одобряли…
***
Через год. Мы уже родные друг другу.
Откуда вдруг такая забота? Дядя всегда отзывался о моем отце крайне не лестно...
Хотя он так подчеркивал свое отношение к Данте, что становилось ясно: сильнее брата Вергилий любит только племянницу, то есть меня. Меня всегда забавляла эта игра в холодного и рассудительного старшего.
Первое время дядя хватался за любую работу. И я замечала его все возрастающее недовольство. Вечером можно было разговаривать, лежа рядом и рассматривая паутину на потолке. Обычно продолжались вопросы-ответы.
— Зачем все это? У меня есть ты, дядя. Мне больше ничего не нужно...
— Так правильно, Тони.
— И со мной ты возишься?..
— Да, потому что так правильно. Всегда надо поступать правильно. Если начнешь сомневаться в своем пути, значит, он больше не верен. Ошибки потом не исправить и за всю жизнь.
— Я понимаю, — ответила я. Ничего я тогда не понимала! Но мне неприятно было видеть дядю таким… беспомощным?
— А еще я эгоист. Всегда им был и всегда им буду. Я с тобой, чтобы заглушить проснувшуюся вдруг совесть.
Я не поняла этих слов и честно в этом призналась. Объяснил он мне только через несколько лет.
***
Мне всегда было приятно находиться рядом с Вергилием.
Приятно было зарываться пальцами в волосы, хоть они и были жесткими. Приятно было засыпать, чувствуя его за спиной. Приятно было вдыхать сладковатый запах смерти, исходящий от его крови.
Вергилий всегда разрешал мне спать рядом. И всегда ворчал, что я вся в отца. По его рассказам выходило, что отец в детстве довольно долго до жути боялся спать один.
Я вдруг осмелела и спросила:
— А кто вы такие?
Вергилий вздохнул. Вергилий закрыл глаза. Вергилий поворочался, поудобнее укладываясь на диване. Вергилий нахмурился, приоткрыл глаза и посмотрел на меня из-под ресниц. Я покачала головой: вопрос я не сменю.
— Полудемоны, — отвечает дядя.
— Поподробнее, — прошу я, устраивая свою голову у него на плече.
***
Только эти два года я и могу назвать детством. Даже тренировки, которые начались, как только дядя обзавелся катаной, были скорее игрой.
Мне казалось, что он просто дурачится. То не доводил удар до конца, то вдруг открывался, пропускал мои выпады... Да и оружие у него было обычным. После рассказов о демоническом во всех смыслах Ямато я не могла понять такого выбора.
Этот балаган продолжался, пока я не разозлилась и не перестала с ним разговаривать. После этого начались уже серьезные занятия. Тогда Вергилий действительно занялся моим воспитанием, хотя, думаю, для себя он решил все гораздо раньше. Еще когда придумывал себе разные долги и обязательства.
Конечно же требовалось проверить, сколько же я унаследовала демонического. Результаты этой проверки оказались неутешительными. С человеческой точки зрения ускоренная регенерация у меня имелась, но дядя только покачал головой, увидев, как медленно затягивается порез. В темноте видеть я не могла, в демона превращаться не умела…
Но дядя все же нашел у меня пару способностей. Способность одним выстрелом убить любого демона. Способность вызвать мистическое пламя. Это были полезные умения, но со вторым сразу же возникли проблемы, и Вергилий запретил мне использовать мистическое пламя.
***
Иногда я просто не знала, как и что отвечать на его вопросы, а иногда отвечать откровенно не хотелось. По разным причинам.
Однажды он спросил, почему я ничего не знаю об отце и почему он обо мне не знает.
Мать просто не могла точно сказать кто мой отец до моего рождения. Только увидев мои белые волосы, она вспомнила парня по имени Тони.
Я спрашивала об отце, но ей нечего было рассказать. Веселый, любит повыпендриваться и красный цвет... Познакомились в каком-то баре, через день разбежались...
Тогда Вергилий решил исправить это.
Дядя начал рассказывать о нашей семье.
Тогда я и поняла его слова о проснувшейся совести. Дядя рассказывал все, ни о чем не умалчивая. И мне становилось страшно от его ровного голоса и застывшего гипсовой маской лица.
***
Мне пятнадцать.
Я все-таки напросилась на задание. Должен же он учить меня убивать демонов.
Мы себя потом так и называли — убийцы демонов. Дядя говорил, что в этом мире больше не осталось достойных охоты на них демонов, так что нечего именоваться охотниками.
Если кто-то не хотел платить, то один из нас его просто убивал. Чаще всего это была я. Я-то это и начала. Мне просто надоело смотреть на то, как мой дядя ругается с очередным упрямым заказчиком.
— Ты что творишь?!
Ого, мой дядя в гневе.
— Так правильно. Я же вижу, что это тебя недостойно.
Вергилий едва заметно нахмурился. Уже успел взять себя в руки.
— Хм, и кого я вырастил? — сам у себя спросил Вергилий.
Услышала я гордость в холодном голосе или мне показалось?
***
Мы уже семь лет вместе.
Потом мы работали отдельно. Мне нравилось работать днем.
Я приходила на закате. Часа два мы просто лежали рядом или дядя мне что-нибудь рассказывал. По-другому меня учить было просто невозможно. Потом уходил.
Однажды принес книгу. Сказал, что семья, в ней описанная, очень похожа на нашу.
Я попросила почитать вслух. Всегда любила слушать этот обволакивающий голос.
Да, в той книге говорилось о братьях, что готовы друг друга убить при первой же возможности, но и в то же время бежать спасать друг друга через полмира по первому зову.
Красный против черного.
— «Я опустился на колени, не в силах оторвать взгляда от пепельно-серого лица, и попытался забыть о своей ненависти, чтобы хоть как-нибудь понять человека, который был моим братом и которому осталось жить считанные минуты», — он запнулся на этих строчках, я поняла.
Потом дядя исчез. Он часто исчезал. Я привыкла. Я ждала несколько месяцев.
Потом мне передали записку с адресом отца. Я не пошла к нему.
5.
Первое время после переезда Кирие почти не выходила из квартиры. Затягивали дела, связанные с переездом, города девушка не знала и не стремилась узнать да и привыкла она несколько к иному климату. Днем за днем девушка проводила одна дома. Дома всегда найдутся дела, а одиночество не гнетет Кирие еще со времен Ордена. Ей нравится быть одной, девушка наслаждается временем, проведенным в пустой квартире. В одиночестве. Без Неро.
И осознав это, Кирие проваливается в непроницаемую сине-лиловую бездну отчаянья.
Дни проходят за днями. Почти бесснежная зима сменилась весной и холодными пронзительными ветрами, а потом и не менее холодным летом.
На душе тоже теплее не стало. Это отчуждение длится очень давно. Теперь и не вспомнить, когда все началось, но вот уже как два месяца они умерли друг для друга. Нет, какое-то время Кирие и пыталась что-то сделать...
А потом была эта неправильная весна, и радовалась ей во всем городе одна лишь Кирие. Ночами ветер распахивал окно, унося душное одиночество, сметая паутину чужих чувств с души... Принося что-то с собой. Кирие полюбила этот ледяной ветер.
Внезапно захотелось открыть двери и выйти в холодную ночь в одном легком платье. Идти по незнакомому городу, впитывая всем своим существом холодный ветер, улицы. Идти, срываясь на бег, заглядывать в лица прохожих, ловя их эмоции. Она барахталась в отвратительно теплой глубине все эти месяцы, а теперь поймала освежающее холодное течение.
В памяти не осталось момента ухода из дома. Она не знает этого города, но ей все равно. Зачем Неро ее привез сюда? Ведь не хотел. Его звал к себе Данте, чем несказанно удивил Кирие, но Неро довольно в резкой форме отказался приезжать. Кирие прекрасно понимала, кем для Данте был парень, и ее пугала такая внезапная перемена в Неро. Это было холодное бешенство. Внешне он оставался абсолютно спокоен, даже глаза не пылали красным, но каждое его слово холодной иглой вонзалось в самое сердце.
Кирие набрела на какой-то парк и решила присесть на одну из скамеек.
Неро всегда был зависим от чужого мнения. Это было ясно даже ему самому. Он пытался жить своей собственной жизнью и ни от кого не зависеть, но не переставал болезненно реагировать на любые замечания и бесконечно оглядываться на более успешных членов Ордена. Почему же Кирие решила, что с Данте парень будет вести себя иначе? Почему же хочется верить в его человечность? Нет, Неро никогда не был и никогда не станет демоном! И все эти разговоры о познании своей природы не могли привести к бешенству его собственного демона. Но куда исчезла простая теплота? Откуда в нем столько звериного?
И почему она так его ненавидит? Нет, никогда Кирие Неро не любила, пора в этом признаваться. Но вот появилось ненависть, а за ней и равнодушие.
Она встает и уходит из парка. Она точно знает дорогу и знает, что там ее появление не придется объяснять.
И объяснять ничего не приходится. Ни самому Данте, ни до рези в глазах похожей на него девушке.
Холодный ветер пробуждения, холодный и свежий.
6.
Кирие отказалась возвращаться. Она решила остаться в агентстве. Отец пытался ее выставить, убеждая с такими честными глазами, что его агентство не место для девушек, воспитанных в святых орденах. Первое время я просто спала и видела, как закапываю труп этой певички. Весьма посредственной певички. Кирие думала, что меня нет дома, и распевала что-то тошнотворно-пафосное. Как мне не хватало дядиных Nightwish с Тарьей Турунен, включенных на всю улицу.
И ее серое платье меня бесило. Вот только не надо говорить, что я ношу серый плащ! У него, между прочим, бордовый подклад, а рубашка и брюки у меня черные. Сапоги… Да, папа, сапоги тоже бордовые… На себя-то, пап, посмотри. Мы такие яркие, что даже жалко эту девочку становится. Да, девочку. Мои три года разницы — это мои три года разницы!
Глупо все это, глупо. Я же не школьница какая-нибудь. Ну, не умеет эта певичка самых простых вещей. Ну, сделала квадратные глаза, мобильный увидев. Это все не важно. Важно то, что девушка сломалась. Что было причиной этому, я, конечно же, не стала выяснять. Кирие просто появилась у нас под утро. Ее трясло то ли от холода внешнего, то ли от холода внутреннего.
Кирие не хотела, чтобы мы с отцом думали о ее безопасности. Миловидное личико певички кривилось от отвращения, стоило отцу проявить хоть каплю заботы о ней. А еще девушка ударилась в мазохизм.
Сначала это были просто царапины, потом уже более серьезные порезы, пока дело не дошло вскрытых вен.
Мы сидели в ванной на полу, я шепотом материла эту рыжую дуру, но все же зашивала ей запястье. Девчонка умудрилась вскрыть себе вены! Утешало лишь то, что вышло это случайно. Если отец узнает, он снимет с меня голову, приставит обратно и еще раз снимет.
Возможно с того самого дня я и изменила свое отношение к Кирие. Шрам мы спрятали под татуировкой, но прежде я заставила девчонку объяснить свою внезапную страсть к саморазрушению.
— Если я смогу причинить боль себе, значит, смогу и кому-то другому, — тихо ответила эта невозможная девчонка.
— А зачем тебе причинять боль кому-то?
— Я хочу научиться убивать. Только Данте не говори…
— Ладно, пусть думает, что это моя блажь, — проворчала я, досадуя на орденское воспитание рыженькой. Все они там ненормальные.
Стрелять научить легче всего. Фехтовать тоже. Но заставить применить полученные знания на практике, было почти невозможно. Никакие разговоры о том, что это все требуется для защиты чужих жизней, что Кирие сама напросилась, не помогали.
— Почему ты такая? — как-то раз, когда отца не было в агентстве, спросила Кирие.
— Забыла, кто меня воспитывал? — усмехнулась я, тайно надеясь, что девушка отвяжется на сегодня.
— Тебя тоже так учили?
Мы сидим на кухне, которой так гордится отец. Здесь все носит его отпечаток. Остальной дом мы с Кирие уже переделали под себя с помощью разных незаметных глазу мелочей. Мы обе не любим разговаривать на кухне о наших уроках. Не сговариваясь, спускаемся вниз.
— Так как? — напоминает о себе Кирие, привычно устраиваясь на бильярдном столе.
— Нет, дяде почти не пришлось меня учить. Убивать я и без него умела.
Кирие задумчиво перекатывает черный шар в ладонях. Наверняка восьмерка.
— А как ты научилась?
Вопрос в очередной раз подтверждает, что Кирие мазохистка. Ну, или просто пытается себя переделать, вытравив прежнюю Кирие таким вот малоприятным способом.
— У меня мать этим зарабатывала, так что с раннего детства насмотрелась. Это у меня в крови.
Кирие вздыхает. Неужели жалеет, что ее так рьяно оберегали от реалий хренова ордена.
Очередная наша полу-учебная схватка. В очередной раз у девчонки не хватает решимости. Я что, зря уже в который раз открываюсь, позволяя этой певичке привыкнуть нападать?! Надо срочно менять тактику.
Пара дней проходит в мучительных раздумьях. Кирие ловит на себе мой не предвещающий ничего хорошего взгляд.
Тащу Кирие на крышу. Утро, прохладно, на улице никого. Только моя цель. Нет, где вы видели демона, который бы совершал пробежки по утрам? Вот это вжился в роль человека!
Цель слишком легкая для меня, но уж очень удобная в плане обучения Кирие. Только и оставалось наврать певичке про патроны с краской. Да, девочка, это для того, чтобы ты научилась стрелять по живой мишени.
Странно, что Кирие перестала сомневаться. Во что выльется эта ее решимость уже через минуту, мне гадать не хотелось. Девушка так точно исполняет мои указания, так аккуратно нажимает на спусковой крючок… Подарить ей что-нибудь огнестрельное?..
Выстрел. Пытаюсь вырвать у девчонки винтовку, ведь ей-то одним ударом не прикончить демона, но Кирие и не думает мне отдавать оружие. Сама перезаряжает и стреляет.
Потом Кирие мне объяснит, она просто выпала из реальности. Ведь в оптический прицел было почти не рассмотреть лица цели, а звука выстрела слышно не было. А в Фортуне девушка успела все же насмотреться на смерть, чтобы когда дело дошло до реального убийства (пусть и всего лишь мелкого демона), не расклеиться и не устроить мне истерику.
Но какие злые глаза с тех пор у Кирие. Даже когда она спокойна, в глубине зрачков что-то зло блестит и жадно выжидает. Конечно, я не верила, что живя в Фортуне, девушка сумела избежать демонического влияния, но уже заочно начинала бояться демона, которого разбудила. Самый страшный демон — человек.
7.
Кирие легко прижилась в агентстве, Данте отсыпался после ночных вылазок, Тони весь день бегала на задания. А по вечерам натаскивала рыженькую девушку. Начало было трудным, но как только Кирие научилась убивать, Тони стало легче.
Триш до сих пор не появлялась. Леди, впрочем, тоже. Так что никто ничего не требовал и не гнал на сомнительные задания. Идиллия, да и только.
Которую омрачало присутствие в городе Неро. Кирие рассказывала довольно пугающие вещи о парне, невольно заставляя Данте вспоминать своего братца, который, если верить Тони (а не верить ей у Данте причин не было), уже очень давно живет и здравствует в этом мире. Не хотелось думать, что так прекрасно воспитавший его дочь старший брат взялся за старое и уже успел запудрить Неро мозги.
Данте и не думал об этом, почти. Пока в один далеко не прекрасный день Неро не решил оправдать свое имя.
В тот день в агентство ввалилась молодая девушка довольно необычного вида, разом воскрешая в памяти образ некой Патти. Данте невольно огляделся, убеждаясь, что в доме порядок и мусор по углам не валяется.
— Данте? У меня есть работа! — с порога заявила девочка.
— Да ну?..
Данте пытался понять, за какие грехи в его доме появляется уже которая по счету воинствующая девушка, но грехов было слишком много, чтобы вот так сразу определить.
— Окраина города, полудемон, вздумавший постичь свою демоническую сущность...
— Пап, я с тобой! — раздалось радостно над ухом. — Это твой пацан чудит. И не спорь!
Похоже, эти девушки все уже решили за него.
Вот так они трое и оказались на заброшенном складе. Девушка назвалась Пенелопой, охотницей. Свои силы она не переоценивала и вперед не лезла, чем заслужила определение "хорошая девочка" от Тони. Вооружена Пенелопа была самой обычной глефой, но обращалась с ней довольно умело. Демонов близко не подпускала, успевала и сама себе спину прикрывать. Стоило подать девушке знак, как она бросалась на прорыв. И весьма успешно.
Но Данте больше интересовала собственная дочь, чем Неро и эта Пени. Дочь он еще в бою не видел. Данте было интересно, поэтому он так легко пропустил ее вперед.
Дочь все время повторяла, что особых сил у нее нет, что она слабее той же Леди. У Данте еще не было случая это проверить. За все то время, что девушка прожила в агентстве, они с отцом разговаривала всего один раз… Да и если быть честным, говорила одна Тони.
Тони рассказывала, делая обязательный акцент на этом, что всему ее учил Вергилий, и теперь младший полудемон охотно этому верил. Когда Вергилий вдруг начал презирать огнестрельное оружие, Данте не мог вспомнить, но помнил, что Вергилию хватало одного выстрела там, где Данте делал пять. А теперь Тони шагала вперед, лениво одаривая демонов пылающим свинцом. По одному выстрелу на одного демона. И девочка называет себя слабой?!
Они уже давно находились в другой реальности, и Данте заметил краем сознания, что Пени была права, позвав его. И Тони была права, заподозрив Неро. Только то, что трое охотников увидели, никак нельзя было назвать даже демоном. Изломанная кукла в синей паутине, пульсирующей в такт сердцу. Демон, что появлялся за спиной парня, был не в лучшем виде: тусклый, прозрачный и какой-то зыбкий.
— Это не паутина, — заметила Пенелопа. — Я видела, как это началось. Неро просто хотел понять свою сущность и обратился к моей матери и бабушке. Он уже догадывался о некоторых вещах...
— Это о каких же? — резко перебила Тони. Неро был ее родственником, а это для нее что-то да значило. Пусть узнала Тони о парне совсем недавно, пусть степень его родства была какой-то непонятной…
— Кроме своих собственных сил и позаимствованных у Ямато, есть в нем нечто еще. Неро решил самостоятельно от этого избавиться. Эти третьи силы чем-то мешали ему жить. А заодно он думал полностью подчинить себе своего демона. Кажется, у парня проблемы с самомнением, — Пенелопа презрительно фыркнула.
— Что есть, то есть, — рассеяно пробормотал Данте. — Мы вот тут так мило беседуем... А демоны снаружи сюда не сунуться?
— Они сами боятся, — отмахнулась Пени.
— Подчинить себе своего демона, — повторил Данте. — Глупо. А еще большая глупость — меряться силой воли с Ямато.
Тони давно не слушала отца. Она заметила на полу бывшую катану дяди и теперь медленно подбиралась к ней. Вергилий многое рассказал ей из своего прошлого, и Тони одновременно боялась этого меча и желала им обладать. Отец бы такого не одобрил.
Едва Тони приблизилась к Ямато, как в ее сторону рванулись прозрачные щупальца, врезавшись в пол у самых ног девушки. Тони хмыкнула и подняла катану. Осколок демонической сущности в Тони завозился, предупреждая, что Ямато хозяйкой ее не признает. Руку по самый локоть окутал дым, но быстро рассеялся. Очень нужно ей это обладание!
— Тони, положила бы ты ее, пока призраки за спиной не появились и лапа не отросла, — попробовал пошутить Данте, но в голосе слышалась тревога.
Яркая вспышка. Черное сменяется белым. Синие ленты, стремящиеся обвиться вокруг охотников. Разом потерявшие всякий страх и повалившие из всех щелей демоны.
Тони подумала, что неплохо бы вспомнить свой фокус с ускорением, и потянула из ножен сабли. Ямато она заткнула за пояс, удивившись, что не порезала ремень. Уворачиваясь и рубя, Тони успевала поглядывать на отца. Раз за разом Тони убеждалась, что нет прекрасней мужчины, чем ее отец. И раз за разом жалела, что родилась его дочерью.
Воздух вокруг Тони уже ощутимо нагрелся, а от сабель потянулся первый жидкий дымок.
Катана истончалась, превращаясь в синий призрак. Демон хватался за нити, пытаясь вырваться и вытащить своего человека. Но что он мог голыми руками?
Перед глазами возникло марево. Со стороны ее движения сейчас кажутся угловатыми и несколько рваными, а внутри кипит кровь.
Отец на мгновение оказался рядом.
— Вижу, ты быстрее меня. Сможешь Ямато ему вернуть?
Тони лишь кивнула. Это легко. Быстрее и еще быстрее, пока кровь в жилах не начнет плавиться. Кожа будет дымиться, не в силах выдержать этот жар, но Тони сможет легко, почти играючи, вложить катану в протянутую руку призрачного демона. Что ей сейчас может сделать эта синяя дрянь? Она сгорит, даже не прикоснувшись к девушке.
Продлится это состояние всего секунду, но Тони этого времени вполне достаточно.
А потом надо не упасть, как это бывало раньше, а продержаться еще самую малость, пока все не закончится. За одну только попытку призвать мистическое пламя надо дорого платить.
Очередная вспышка, но теперь уже сжигающая заполнивших комнату демонов. Синяя паутина темнеет и сворачивается обратно в тело Неро, который так и остался неким подобием сломанной марионетки. Двигается и говорит за него демон. Впервые его голос слышит еще кто-то, кроме Вергилия. Даже великому Спарде это не было дано.
Пени ранена, она и так сражалась на пределе человеческих сил и даже превысила их. Тони тоже не до разговоров с чужими демонами. Ей сейчас надо преодолеть свинцовую усталость и апатию, накатывающую тяжелыми волнами на сознание.
Нужно было еще время, чтобы человек оправился. Только это Тони и улавливает из всего разговора демона с Данте. Почему-то думается совсем не о Неро.
Тони не помнила, как же дотащилась до агентства, но дотащилась все же сама. Каждый раз, пытаясь разжечь мистическое пламя, Тони была на волосок от смерти. Похоже, сегодня у Тони был помощник в лице Ямато, раз она все еще на ногах.
Надо отдать должное Кирие, что не стала приставать с расспросами сразу же и не суетилась вокруг, раздражая своей излишней заботой.
Уже поднимаясь к себе на чердак, Тони остановилась, чего-то ожидая.
— Да, ты права, — сказал Данте. — Пора его найти.
8.
Вергилий словно только этих слов Данте и ждал. Теперь Тони и Данте повсюду находили его следы. А однажды в агентство влетели ходившая за покупками Кирие и прицепившаяся к ней Пенелопа и рассказали, перебивая друг друга, что видели Вергилия.
Данте мотнул головой. Раз, другой... Нет, не ослышался. Судя по счастливым лицам девушек, это точно был Вергилий. Теоритически Кирие его, конечно, могла узнать…
— Где?.. — выдохнул он.
Пенелопа назвала адрес и добавила, что брат-близнец в данный момент отбирает у полудемона работу. Но Данте уже не слушал. Он был уже на пути к промышленному району. Только сегодня утром охотник получил задание на зачистку склада в этом районе, но работа не была срочной, поэтому Данте и не спешил.
Появлению младшенького Вергилий ничуть не удивился. Как обычно сделал вид, что Данте он знать не знает, и продолжил планомерное уничтожение поголовья демонов.
Сам Данте замер, стараясь не спугнуть это видение: старший брат в бою. Да это действительно Вергилий! Теперь он узнает брата в любом виде.
Старший отряхнул катану от крови и пошел куда-то, разглядывая носки сапог. Однако через пару шагов остановился и махнул Данте рукой, приглашая следовать за ним.
Полуразрушенная церковь... Вергилий всегда любил развалины, но такого Данте все же не ожидал. У здания почти отсутствовала крыша, однако уцелела колокольня. Внутри перевернутые и разбитые скамьи, мусор и каменная крошка. Когда братья вошли, под остатки потолка вспорхнула стайка голубей.
— Удивлен? — спросил Вергилий, останавливаясь возле алтаря.
— Ты отучил меня удивляться...
— Как тебе Тони?
— А раньше вы с ней объявиться не могли? — в Данте просыпалась глупая детская обида. — Знаешь, позвонить, в гости зайти...
— Нет, не могли.
— А объяснить?..
— Нет.
— А ты мало изменился... брат.
— Брат? — Вергилий опирался на алтарь, тихо посмеиваясь. — Зачем тебе полусумасшедший брат?
— Что ты?..
Данте шагнул вперед, не понимая. Вергилий опустился на колени, касаясь лбом холодного камня. Пальцы судорожно вцепились в трещины алтаря. Данте хотел коснуться плеча брата, но почему-то удержал руку. Он обошел вокруг и заглянул Вергилию в глаза.
Когда-то у брата были такие прозрачные глаза.
Когда-то они были абсолютно бесцветными и холодными.
Однажды они были темнее океанской глубины и ничего перед собой не видели. Тогда умерла их мать, а отца не было рядом.
И сейчас у брата Данте вновь темные слепые глаза.
— Что же ты видишь? — сам у себя спросил Данте.
— Тебя, — тихо ответил Вергилий, — себя. Отца, мать... Многих, Данте.
— Тони мне не...
— Она не знала. Она умела отгонять все это, сама не зная.
Данте присмотрелся к брату. Был он каким-то… помятым? Другого слова Данте сейчас не мог подобрать. Вокруг глаз залегли темные круги и появились морщины. А еще на лбу и возле рта. Как застывшая горькая усмешка. Данте, сам того не осознавая, касался этих линий пальцами, словно стараясь их разгладить.
— Что же с тобой?
— Совесть, Данте. Проснувшаяся у осколка человека совесть.
— Назвал себя человеком? Кто же утверждал, что человека в нем нет? А мой ли ты брат?
— Ты же сам убил во мне демона... Или ты уже забыл?
— Такое забудешь... Ты гордая, эгоистичная скотина, Вергилий!
— Неужели ты сказал «Вергилий»?
Вергилий вдруг дернулся и сильнее прижался к грязному камню.
— Данте...
Данте сел рядом, но так и не смог протянуть руку брату.
— Зачем все это было нужно? Ты был другим. И откуда такая любовь к отцу?
— А что мы могли сделать? Своими силами...
Младший молчал. Своими силами… Данте прекрасно понял, о чем спрашивал брат. Да, после смерти матери Данте думал о том, что было бы… Когда он понял, что желание получить силу заведет в бездну и заставит уничтожить все самое дорогое? Лакомо и ломко. Вергилий рискнул. И рискнул не из-за своего тщеславия.
— Не веришь?..
— Почему же? Верю. Ты был еще большим ребенком, чем я, брат.
Вергилий фыркнул и ткнулся в плечо брата.
— И фыркаешь ты по-детски, — заметил Данте, приобнимая Вергилия за плечи. — Трудно было поговорить?
— Трудно, брат, почти невозможно.
— Признал меня братом? Ладно, не дергайся. Скажешь, где пропадал?
— На отца наткнулся...
— Вердж, не начинай...
— Я серьезно. Но это уже не наш отец. Ты потом поймешь... потом... поговорим...
Данте с опаской посмотрел на брата: его трясло, сама кожа кровоточила... Вергилий вцепился зубами в плечо брата, чтобы не кричать. Данте решил потерпеть и только поближе пододвинул брата.
Данте уже давно потерял счет времени. Сколько же это все продолжалось? А если так каждый вечер? Крики, бред, кровь. Оставалось только держать покрепче брата и повторять, что он с ним, убеждая без веры, что все будет хорошо. Оставалось только засунуть подальше все, что между ними было, оставив нетронутыми эти несколько часов бреда и боли.
Вергилий верил своим призракам, каждому их слову. И отвечал им. А Данте все это слушал, пытаясь прекратить, лишь когда самому становилось нестерпимо больно от воспоминаний. Было во всем этом болезненное удовольствие: видеть, как Вергилий ради брата выворачивает наизнанку свою душу таким вот извращенным способом. Конечно, просто поговорить Вергилий никогда бы не смог. Да и не поверил бы Данте простым словам. Или поверил?.. Данте мотнул головой, отгоняя ожившие подозрения. Да или нет?
Нет, «фамильная» гордость, унаследованная обоими братьями, не дала бы принять друг друга. Но тому, что сейчас творилось, невозможно не поверить. Данте все время ошибался. Ушел отец?.. Черт с ним! Брат замкнулся в себе? Черт с ним! А мать он и не думал понимать. Вот теперь и думается, что отец ушел, оберегая семью, и от этого вдвойне мерзко на душе.
Данте решил, что большей глупости в его голову прийти не могло.
Но с Вергилием он ошибся, не имея права на ошибку. Вергилий был его близнецом. Именно был. Легко ли было оказаться старшим в семье? Легко ли было пытаться оправдать глупые надежды матери и стать ей опорой не в далеком будущем, а именно в тот момент? Да еще и с таким братом?! Это уже не глупое детское "когда я вырасту и стану таким как папа".
Чем же именно так приложило брата? Начать разбираться с этим, когда брат наконец-то рядом и доверяет тебе? Или забыть обо всем и сделать так, чтобы забыл брат? Слишком много между ними было крови и боли, как своей, так и чужой. Слишком много.
Данте чудился где-то там огромный маятник, который только и ждет, что братья вновь не смогут поверить друг другу и вновь сойдутся в бессмысленной битве.
За эту ночь разница между близнецами стерлась. Это вновь был один человек, поделенный надвое.
— Пойдешь в агентство? Тони ждет...
— Зачем вам я?
— С этим потом разберемся. Ты нам нужен. Быть вместе — правильно.
Вергилий улыбнулся.
— Воспитал на свою голову, — проворчал он. — Данте, я же человек без души. Да и без сердца.
— Мы родились близнецами. Одно тело, одно сердце, одна душа. На двоих. Хочешь опять с этим поспорить?
— Да, и приговорены любить друг друга... Я буду заходить, Данте.
— Вергилий?..
— Не веришь? Ладно, так и быть. Пошли в твое агентство. Все же никогда не рвется то, что на крови.
Через пару месяцев вернулись Триш с Леди и застали Кирие за разбором бумаг, читающую вслух беловолосую девушку и близнецов, играющих в бильярд.
9.
Когда Данте уговаривал брата переселиться жить в агентство или хотя бы заходить почаще, он еще не знал, какую ношу взваливает на свои плечи. Пришлось знакомиться со своим братом заново, и назвать это знакомство приятным во всех отношениях Данте не мог. А кому понравиться после тяжелых суток без сна и покоя мчаться на другой конец города вытаскивать брата из очередного притона? Отправлять Тони не позволяли остатки совести.
Очередной раз стукнувшись лбом об какую-то балку, полудемон зло подумал, что в следующий раз плюнет на угрызения совести и отправит Тони за Вергилием. Она советовала отцу не нервничать и ко всему относиться спокойнее? Вот пусть и стаскивает в следующий раз своего дядю с очередного мальчика-наркомана! Вкусы у старшего близнеца были, мягко говоря, шокирующими...
В этот раз Данте увидел не притон. Заброшенная стройка, медленно, но верно превращаемая в свалку. И звонил ему не Вергилий...
Данте пробирался на третий этаж, где должен был быть его брат, убеждая себя не бить старшего. Бить не пришлось.
Довольно чистая для притона комнатка, да и не притон это. Забитое фанерой окно, старый диванчик... Паренек какой-то сидит возле него на полу, вертит в руках телефон Вергилия.
— Вы Данте? Простите, это я вам звонил, — парень протягивает Данте телефон и как-то виновато смотрит. — Там другого номера не было, а ему плохо стало.
Парень слишком напуган и не соображает, решает Данте, иначе его здесь уже не было бы. Вергилий был без сознания и выглядел так, будто начал принимать демонический облик и застрял. Черт! Да оно так и было!
Данте некоторое время поразглядывал брата. "А он может быть очень милым во сне", — мелькнула странная мысль, но у старшего было удивительно спокойное выражение лица. "Одухотворенное", — подумал младший и сам удивился. Вергилий лежал спокойно, даже почти не дышал, видимых разрушений в комнате не было. Не успел перевоплотиться? Так, когда же он последний раз перевоплощался? Тони его таким не видела, Данте тоже...
— Все, проваливай, парень, — Данте попытался отстранить мальчишку, но тот вывернулся из-под руки.
— Я здесь живу, — заявил он.
Полудемон только пожал плечами, надо было придумать, что теперь с братом делать. Узкие ладони, тонкие пальцы и огромные когти; кожа местами погрубела, местами посинела и покрылась узорами; из-под опущенных ресниц выбивается красные свет...
Но придумывать ничего не пришлось: стоило коснуться самыми кончиками пальцев руки Вергилия, как по телу брата прошла судорога, вздрогнули белые ресницы и он открыл глаза. От неудачного превращения не осталось и следа.
— Данте? — голос был слегка хрипловат, как после сна. — Ты тут как?
— Твой этот, — младший близнец кивнул куда-то в сторону, — звонил. Сам идти сможешь?
— Да, только подожди за дверью.
Данте понадеялся, что убивать парня, видевшего слишком много Вергилий не будет, вышел и прикрыл за собой дверь.
Часть пути старший прошел самостоятельно, но перед агентством все же пришлось подставить ему плечо и приобнять за талию.
— Вердж?..
— Спрашивай.
— А что ты в них находишь?
Тяжелый вздох.
— Данте, ты невыносим. И что я должен ответить? Не поднимай больше эту тему.
Данте кивнул. Вернулось чувство вины перед старшим братом. В последнее время он все чаще чувствовал себя без причины виноватым и старался выполнять все, что старший пожелает. И спрашивать. Все время спрашивать, если чего-то не понял. Лучше выслушивать жалобы Вергилия на доставшегося ему глупого младшего брата, чем вновь терять его.
— Там Триш, — спокойно заметил Вергилий на подходе к агентству.
— Что-то не так?
— Я ей о Мундусе напоминаю, а она мне о матери. Сам удивляюсь, что помню маму так хорошо... Тебе никогда не было интересно, что же отец в ней такого нашел? — внезапно спросил старший. — И за что мама его полюбила?
— Вердж, я такими вещами не заморачиваюсь. Мне одного тебя хватает. Хм, мой циничный братец интересуется причинами возникновения любви между нашими родителями? Мне становится страшно...
— А ты пытаешься меня понять?
— Да, если ты только заметил. И, Вергилий, если тебе опять что-то стукнет в голову, знай, что на этот раз я для начала попытаюсь понять.
Вергилий остановился, посмотрел на брата и прижался вдруг к его плечу. Данте осторожно перебирал прядки, откидывая некоторые из них на положенное им место.
— А с чего ты взял, что мне опять что-то стукнет в голову?
— Ты говорил про отца. Это плохой знак.
Опять вздох.
— Триш сейчас тоже начнет про Спарду. Можешь ее хоть на пару часиков придержать?
— Все, что угодно, братец, все, что угодно...
10.
Тони в агентстве не было. Как пояснила Кирие, девушка просто сбежала от Триш. У Данте уже через минуту разговора с Триш возникло желание последовать за дочерью. Демоница явно была не в себе, и Данте гадал, что же могло так довести Триш.
— Сейчас, мальчики, вы мне расскажите, что опять устроил этот неуравновешенный полудемон с катаной.
Данте поморщился. Вергилий умудрился заснуть, и младший сейчас укладывал его на диван. Крики демоницы были очень некстати. Триш в гневе носилась по комнате из одного угла в другой, а Кирие, сидящая на бильярдном столе, наблюдала за ней с таким безразличным выражением, что позавидовал бы и сам Вергилий в лучшие его годы. В воздухе уже отчетливо пахло озоном, и Данте начинал беспокоиться за целостность своего дома.
Кирие не выдержала и подставила подножку в очередной раз пробегавшей мимо блондинке.
— Триш, у тебя какое-то дело к нам? — лениво спросила девушка. — Тони весь день по заказам моталась, Данте уже сутки не спал, Вергилий болен... Я же просто в плохом настроении... Так какое у тебя дело?
Триш вздохнула, потом еще раз, потом задержала дыхание. Кто ж знал, что у маленькой Кирие такой характер?
— Новые демоны. Ангелы Чистилища, как они сами себя называют. И от каждого за километр разит вашей силой, — очень медленно, чтобы не сорваться, сказала демоница. — Силой Спарды, — добавила она, видя недоумение на лице Данте.
— Во-первых, Триш, прекрати подозревать и обвинять Верджа во всех смертных грехах. Не спорь! Во-вторых, есть еще некий пацан с поехавшей крышей.
— Нашли мы его, — буркнула Триш, усаживаясь на краешек стола. — Леди оставила с ним Пени, отправила меня сюда, а сама поехала что-то там проверять. Данте, прости, но твой брат ничего про Неро не говорил?
Полудемон отрицательно помотал головой. Имя Неро в агентстве не произносили, каждый по своей причине.
— Пойдемте наверх, пусть Верг спит, — сказала Кирие, первой направляясь к двери на лестницу. — Там все и расскажешь, Триш.
11.
Тони, преступно веселая и довольная жизнью, вернулась в середине дня, что для некоторых было утром. Кирие сидела на кухне, которую Данте устроил на втором этаже, ожидая приезда Неро со своей тогда еще девушкой, и пыталась проснуться за чашкой крепкого кофе.
— Певичка! — раздалось внизу. — Угадай, кого я вчера убивала!
Кирие вздрогнула и чуть не пролила содержимое чашки. Помянула подругу парой любымых ругательств Данте и вышла на лестницу.
— Иди сюда, маньячка, — позвала она и вернулась за стол.
Тони радостно протопала по лестнице и грохнула что-то на стол прямо перед Кирие. Девушка отшатнулась и все же пролила кофе на любимое серое платье. Зашипев тысячей кошек, Кирие уже вслух повторила то, что минуту назад думала о дочери Данте.
— Не выражайтесь, девушка, — невозмутимо ответила Тони. — Вы же воспитывались в святом ордене! Где ваши манеры?
Девушка из святого ордена разглядывала беловолосую голову, лежащую на столе.
— Ангелы? — спросила она, поднимая глаза на Тони. — Чистилища?
Тони заглянула в чашку Кирие, скривилась и принялась за поиски чая.
— Они самые. Представились, представь себе. А ты откуда знаешь?
Кирие вздохнула совсем как Данте, увидевший вчера Триш, подала Тони чашку с чаем и принялась пересказывать вчерашний вечер.
— Тони, демонам же положено моментально разгалаться после смерти. Почему ты это, — Кирие брезгливо покосилась на голову, — смогла притащить?
— Ну, выражаешь ты свои мысли неверно...
— Тони, не начинай. Просто ответь.
— А я знаю?! Это неправильные демоны, а, значит, и не демоны вовсе. Раз Триш ничего подобного вам не рассказывала, значит, они еще не убивали этих... ангелов.
В глазах Тони заплясали льдинки. Кирие хорошо знала это выражение глаз. Тони радуется совсем как ее дядя. Кирие легонько провела пальцами по щеке Тони, почесала ее за ушком, растрепала волосы и засмеялась.
— Ты больше на своего дядю похожа, чем на отца! Видела бы ты сейчас себя со стороны!
Тони нехорошо усмехнулась и кинула девушке одну из своих сабель. К подобному поведению рыжей певички она уже привыкла, но не спускать же каждый раз такое с рук. Да и лишняя тренировка девчонке не повредит.
Только тренировки не получилось. Они обе кожей почувствовали проснувшегося внизу полудемона. Каждый раз Данте обещал Вергилию уступить свою комнату и каждый раз, забывая собственное обещание, укладывал брата на диване. Вергилий ненавидел этот диван. Старший все чаще появлялся в агентстве в невменяемом состоянии, и неудобный диван к утру превращал Вергилия в злобного садиста.
Данте уже проснулся и сидел за своим столом, привычно забросив ноги на него и ожидая неизменной реакции брата. Вергилий завернулся поплотнее в одеяло и уже успел нахмуриться, но привычный ход вещей нарушило появление Кирие. С издающим какие-то знакомые звуки плеером в одной руке и с огромной кружкой чая в другой. Кружка была поставлена на столик перед Вергилием, к плееру найдены и нацеплены на полудемона наушники. У Данте медленно поползли вверх брови. Сейчас он будет отскребать Кирие с пола…
Но ничего подобного не произошло. Полудемон, заслышав «Призрака оперы», только сделал погромче, а пальцы девушки уже скользили по вискам, шее и затылку, снимая дикую головную боль.
Вергилий хмыкнул, открыл глаза и покосился на Данте.
— И ты молчал о таком чуде, брат?
Ответом было ошеломленное молчание.
— Я ничего не предлагаю — ваш брат ни на что не соглашается, — объяснила Кирие, встряхивая руками.
— Ага, — пробормотал Данте, — очень понятно…
Вергилий тихо хмыкнул, увидев выражение лица брата, и подумал, почему раньше Кирие вела себя так незаметно.